Николай Иванович Вавилов и Трофим Денисович Лысенко: апостол генетики и аферист от растениеводства

Николай Иванович Вавилов и Трофим Денисович Лысенко 26 января 1943 года в саратовской тюрьме, в камере смертников, от упадка сердечной деятельности умер заключенный 56-ти лет. Ничего удивительного в диагнозе нет - камера находилась под землей, не имела окон, прогулки смертникам были запрещены, а возраст у заключенного был все же не юношеский. Казалось бы - ничего особенного. Идет война, умирают не то, что тысячами, миллионами. Что же особенного в этой смерти в саратовской тюрьме? Только одно - кто именно умер, кто был тем заключенным, скончавшимся от упадка сердечной деятельности: Николай Иванович Вавилов.

Человек, который был основателем российской школы растениеводов-генетиков, вывел Закон гомологических рядов (позволяет на основании знания общих закономерностей изменчивости предсказать существование в природе не открытых ранее форм с ценными для селекции признаками), создатель учения о мировых центрах происхождения культурных растений, географ и путешественник, собравший уникальную коллекцию семян, академик АН СССР, АН УССР и ВАСХНИЛ (Всесоюзная Академия сельскохозяйственных наук им. Ленина), почетный академик Лондонского Королевского общества - умер от цинги и дистрофии в ожидании то ли расстрела, то ли 20-ти лет лагерей.

Смерть Николая Ивановича Вавилова - дикая гримаса судьбы. Ведь арестован он был по обвинению в измене родине, шпионаже, контрреволюционная деятельность, а также вредительство в системе ВАСХНИЛ. За это его арестовали, судили и приговорили к смертной казни - расстрелу 9 июля 1941 года (как и ряд других ученых-генетиков). Единственное, что спасло Вавилова от расстрела - его избрание почетным академиком Лондонского Королевского общества (беспрецедентный случай, когда «изменник родине», смертник был избран академиком). По ходатайству Берия академик получил 20 лет лагерей.Николай Иванович Вавилов

Инициатором ареста фактически явился другой академик - печально известный Трофим Денисович Лысенко. На совести этого «ученого» - разгром советской генетики, огромный откат назад отечественной науки, существенное отставание от других стран в таких областях, как растениеводство и животноводство.

Лысенко был сельским агрономом, который даже не получил среднее образование - в те времена считалось вполне достаточным, если «специалист» учился на рабфаке. Лысенко всю жизнь гордился тем, что не получил никакого образования, более того, о нем писали в восхищении: «университетов не проходил, мохнатых ножек у мушек не отрывал, а смотрел в корень». Ну как тут не вспомнить Булгакова: «вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать советы космического масштаба и космической же глупости». Лысенко пошел куда дальше Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Он давал советы не просто профессорам или выпускникам университетов, он давал советы всей стране, стал законодателем науки. Весь ужас заключался в том, что его - слушали.

А ведь Лысенко был всего лишь банальным карьеристом. «Уникальные и новаторские» методики, которые он предлагал сельскому хозяйству, были либо неработоспособны в принципе, либо устарели задолго до того, как выдвигались Лысенко в качестве панацеи от всех сельскохозяйственных бед. «Открытия», которые он делал, и о которых кричали газеты, являлись лишь неподтвержденными результатами разовых экспериментов (так и не подтвердившихся впоследствии). Когда Лысенко предложил для повышения урожайности и улучшения сортов зерновых производить их «кастрацию», и попытка внедрения этой методики не дала никаких результатов, «академик» сослался на то, что в стране не хватает пинцетов, ножниц и грамотных специалистов. Он затребовал 800 тыс. пинцетов и столько же подготовленных колхозников и гарантировал, что как только получит требуемое - результат воспоследует немедленно. Результат воспоследовал - были перепорчены основные сорта зерновых культур, и это притом, что в стране после потрясений революции, гражданской войны и раскулачивания практически не осталось сортового зерна.

Казалось бы, подобного демагога должны были разоблачить практически сразу. Однако, страна остро нуждалась в чуде - голод лишь немного отступил, но все еще был на пороге, сельское хозяйство было разорено, весь деревенский уклад разрушен. Лысенко предлагал чудо, и ему верили - как верят в чудеса безнадежно больные.

Генетики во главе с Вавиловым чудес не предлагали. Они твердо стояли на земле, проводили эксперименты и были очень осторожны в выводах. Их работа тянулась годы, и немедленный результат отнюдь не гарантировала.

Но эти «медленные ученые» стояли на дороге у Лысенко. Если журналисты могли искренне заблуждаться, описывая достижения новоявленного академика, если нарком сельского хозяйства отнюдь не являлся специалистом в той области, которую курировал, и так же, как самый неграмотный крестьянин, мечтал о сельскохозяйственном чуде, то Лысенко твердо знал, чего он хочет. А хотел он столкнуть Вавилова, ведь пока Вавилов был директором Института генетики, всегда оставалась опасность разоблачения аферистичных «открытий» Лысенко. Недаром Трофим Денисович открыто заявлял: «Или я - или Вавилов… Пусть я ошибаюсь, но одного из нас не должно быть».

Лысенко обвинил генетиков в том, что они целенаправленно задерживают развитие сельского хозяйства, генетика была названа лженаукой, служанкой ведомства Геббельса, продажной девкой империализма. Естественными после такой пропаганды стали аресты и расстрелы генетиков - ведь они в самом деле представлялись вредителями!

Вот в этом-то и есть ужас гримасы судьбы: подлинным вредителем, в полном соответствии с терминами 1937 года, был сам Трофим Денисович Лысенко, ухитрившийся разгромить вдребезги целое научное направление. Человек, благодаря которому Вавилов умер в камере смертников от упадка сердечной деятельности, читая перед смертью заключенным лекции по генетике. Человек, который занял должность Вавилова, стал директором Института генетики - и оставался на этой должности вплоть до конца 1964 года! Человек, отшвырнувший сельское хозяйство и науку страны на десятилетия назад.

Естественно, Николай Иванович Вавилов, который был человеком жизнерадостным, великодушным и обаятельным, не имел никаких шансов против такого афериста и мошенника, как Лысенко. Вавилов, сам трудоголик, был искренне уверен, что другим труд также доставляет радость. Будучи сам очень ответственным человеком и трепетно относящимся к науке, требовательным к точности научных Трофим Денисович Лысенкоданных, он считал, что и другие подходят к этому вопросу так же. Именно поэтому Вавилов на первых порах поддерживал Лысенко: он попросту был убежден, что раз «босоногий агроном» утверждает, что его слова имеют экспериментальное подтверждение, значит, так оно и есть. То, что столь глобальные проекты могут строиться лишь на желании сделать карьеру, Вавилову и в голову не приходило.

Основная причина, по которой Вавилову так улыбнулись некоторые идеи Лысенко (в частности яровизация), заключалась в коллекции семян, которая была собрана в 110 экспедициях по всему миру самим Вавиловым. На основании этой коллекции можно создавать новые сорта растений. Считается, что и сейчас коллекция семян Вавилова способна обеспечить выживание всему миру. На сегодня четверть из растений, чьи семена представлены в коллекции, считаются вымершими - но потенциально они живы, пока цело собрание Вавилова. Вот для этой-то бесценной коллекции и искал Вавилов новые методики работы. Он даже был готов предоставить семена для экспериментов Лысенко. Но выяснилось, что все лысенковские обещания - лишь мыльный пузырь.

В конце концов, дело дошло до открытого конфликта: наука против мракобесия, честность и альтруизм против карьеризма, Вавилов против Лысенко. Лысенко заявил Вавилову: «Вам это плохо кончится!» - и вскоре Вавилов был арестован.

Поразительно, но даже в издании «Жизнь замечательных людей. Николай Вавилов» (1968 г.) ни слова не сказано о том, как умер ученый: «Это была последняя поездка академика Н.И.Вавилова. Через два с половиной года его не стало…». Создается впечатление, что Вавилов мирно скончался в своей постели от какого-то заболевания, подхваченного то ли в последней поездке, то ли уже в военное время. Ни слова о цинге, о дистрофии, о крупозном воспалении легких и упадке сердечной деятельности - все это отражено лишь в акте от смерти заключенного Н.И. Вавилова, а вовсе не в биографии академика Н.И.Вавилова. Жестокая гримаса судьбы…

Но после Вавилова остались его труды, осталась уникальная коллекция семян (хранится в Санкт-Петербурге, и ее не съели даже в блокаду!), которая оценивается в настоящее время в $8 трлн. (именно так, это не опечатка, коллекция и в самом деле бесценна).

А что осталось после академика Лысенко? Лишь недобрая память…

София ВАРГАН